Существенные изменения в партийной си-
стеме последних лет и резкое увеличение коли-
чества зарегистрированных партий в очередной
раз актуализировали теоретико-методологиче-
ские подходы к анализу идеологических основа-
ний российской многопартийности. Анализируя
идеологический плюрализм российских партий
периода 1990-х гг., большинство российских и
зарубежных исследователей акцент делали на
неизбежности издержек «болезни роста» много-
партийности, когда переход от доминирования
КПСС во всех сферах общественной жизни вы-
звал «вулканический выброс» активности парт-
строительства на самых различных идеологиче-
ских основаниях.
Неизбежная борьба на одних и тех же сег-
ментах партийно-идеологического простран-
ства постсоветской России привела к тому, что
его чрезмерная фрагментация закончилась не
на основе естественных процессов объедине-
ния и укрупнения близких по идеологических
принципам и мировоззрению общественно-по-
литических сил, а в результате целенаправлен-
ного нормативно-правового регулирования и
ужесточения формальных требований для ре-
гистрации и функционирования политических
партий. Созданная на такой основе укрупненная
партийная система продержалась более десяти-
летия и, несмотря на свою внешнюю эффектив-
ность, вновь была заменена на плюральную. Оз-
начает ли это, что при анализе вновь возникшего
фрагментированного партийно-идеологического
пространства можно вновь руководствоваться
методологическими установками начального пе-
риода российской многопартийности? Думается,
что нужны новые подходы, с помощью которых
станет возможным адекватно отразить и всесто-
ронне оценить те изменения в партийной систе-
ме современной России, которые произошли за
последние годы.
Попытки предложить новую методологию
анализа партийно-идеологического простран-
ства уже имели место. Например, О. Ю. Ма-
линова отмечает недостаточность устоявшейся
традиции анализа циркулирующих в обществе
идей, программ, доктрин, концепций, нарра-
тивов на уровне микрополитики, т. е. того, что
«находится в головах», как основания для объяс-
нения поведения индивидов и групп1. По ее мне-
нию, «переменные, описывающие все, что имеет
отношение к мышлению и сознанию (ideational
variables), до недавнего времени сравнительно
редко включались в теории, описывающие ма-
крополитические явления и процессы – развитие
институтов, трансформацию политических ре-
жимов, формирование мирового порядка, эволю-
цию партийных систем и т. п.»2. Как представля-
ется, это утверждение не совсем верно, особенно
с учетом советского опыта нашей истории, когда
большая часть сфер общественной жизни фор-
мировались и тщательно выверялись на предмет
соответствия идеологии марксизма-лениниз-
ма. Другое дело, как интерпретировались идеи
и замыслы классиков и как эта интерпретация
была обусловлена логикой реального развития
различных сфер общественной жизни. Поэтому
более адекватным можно считать утверждение
о том, что при анализе причинно-следственных
связей между идеями о политике и реальными
ее механизмами, институтами и структурами
целесообразно «отказаться от представления
об однозначной детерминированности в логике
линейного подчинения. Исследователю соци-
альных механизмов приходится сталкиваться со
множеством разнообразных факторов, работаю-
щих на разных уровнях и в разных темпораль-
ных срезах, используя соответствующие когни-
тивные схемы»3.
Особенно важно, на наш взгляд, развести
само понятие идеологии и циркулирующих в
науке, публицистике, СМИ и, соответственно,
в обществе в целом политических идей и пред-
ставлений. Несмотря на то что они связаны друг
с другом и взаимозависимы, идеология как ин-
ститут имеет существенные отличия. Суть за-
ключается в том, что «идеологию отличает экс-
пансизм – стремление ее носителей доказать
свое преимущество перед иными социальными
группами и получить политические, экономи-
ческие или социальные преференции. При-
частность к государственной власти позволяет
распространить свою идеологию, сделав ее до-
минантной»4. Однако в результате даже масси-
рованного идеологического воздействия в СССР,
так как оно лежало в основе деятельности всех
институтов политической социализации, итоги
внедрения были неоднозначными. Обусловлено
это не только тем, что массовое сознание склон-
но к упрощенному стереотипизированному вос-
приятию идеологических ценностей, но и нали-
чием многих иных факторов, воздействующих
на усвоение идеологии. Самым серьезным фак-
тором было, например, расхождение между офи-
циально декларируемыми ценностями социаль-
ного равенства и наличием льгот и привилегий
для партийно-государственно-хозяйственной но-
менклатуры. Ценность свободы нивелировалась
наличием системы тотальной цензуры и повсе-
местного партийно-государственного контроля
за всеми сферами общественной жизни.
Данное противоречие между идеологией и
идеями и ценностями, реально актуализирован-
ными в массовом сознании, характерно не толь-
ко для авторитарных и тоталитарных режимов,
но и для демократических обществ. Типичным
примером служат расхождения между офици-альной позицией руководителей многих стран
Европейского сообщества в вопросе об отно-
шении к России по поводу событий на Украине
и общественным мнением населения данных
стран. Противоречие обусловлено не только
предысторией данного вопроса, наличием уже
сформированной за многие годы нормального
сотрудничества с Россией позиции, но и логикой
здравого смысла большинства граждан. Они ли-
шены необходимости руководствоваться «выс-
шей» логикой геополитических интересов США
и их союзников на Украине, и поэтому их вос-
приятие событий осуществляется без двойных
стандартов.
Сами публичные политики всегда находят-
ся между «Сциллой и Харибдой» в формулиро-
вании своей официальной позиции по любому
вопросу. С одной стороны, они не могут сво-
бодно выйти за рамки партийной (или офици-
ально сформулированной) программы, оценки,
мнения и т. д., с другой – они вынуждены ори-
ентироваться на доминирующее общественное
мнение, без учета которого их шансы остаться
на лидирующих позициях в политике, очевидно,
будут минимизированы. Для анализа данного
политического балансирования представляется
целесообразным использование методов, смеж-
ных с политологией наук, в том числе лингво-
когнитивного подхода. По мнению М. В. Гаври-
ловой, исследование структуры и содержания
когнитивных моделей имеют большое значение
«для эффективного речевого взаимодействия
различных социально-политических сил Рос-
сии, поскольку позволяют выявить особенности
мышления представителей государственных и
негосударственных политических институтов в
определенный исторический период»5. Исполь-
зование когнитивного подхода к анализу идео-
логического содержания политического текста,
по мнению исследовательницы, представляет
собой поиск ответов на следующие вопросы:
«…что собой представляют базовые знания (ве-
рования) социальной группы? Какова структура
идеологий? Как идеологии контролируют другие
знания (верования) членов группы? Каков меха-
низм формирования социальных и когнитивных
систем?»6
Действительно, лингвокогнитивный под-
ход позволяет не только «выявить имплицитно
представленные в тексте идеи, провести меж-
дисциплинарный анализ идеологий, объекти-
вировать идеологические представления в виде
различных форм представления знаний (фрей-
мы, культурные и когнитивные модели, мен-
тальные пространства, прототипы, сети и др.),
идентифицировать модели мышления, создава-
емые различными идеологиями»7, но и в опре-
деленной степени снять имеющееся методологи-
ческое противоречие между целями идеологии и
ее реальными результатами. Несколько упрощая,
можно утверждать, что политик говорит кон-
кретной аудитории прежде всего то, что от него
хотят услышать именно в этой аудитории и лишь
затем то, что соответствует его партийной иде-
ологии или программно закрепленной позиции.
Поэтому лингвокогнитивный подход к ана-
лизу идеологических представлений политика
действительно позволяет проследить динамику
ценностных ориентаций и политических взгля-
дов политика в результате конъюнктурного воз-
действия сложившегося общественного мнения
и текущей политической ситуации.
Л. Г. Фишман для исследования такого по-
ложения фактически предлагает отказаться от
однозначно негативного понимания эклектики
как синонима беспринципности и использовать
данное понятие в качестве важнейшей характе-
ристики реальной политики, в том числе и в кон-
тексте ее соотнесения с мировоззренческими и
идеологическими основаниями. По его мнению,
«в наше время идеологическая эклектика – до-
минирующий вид политического мышления, и
в этом своем доминировании она стала главным
морально-политическим вызовом»8. Однако ав-
тор сам признает, что беспокойство по поводу
эклектичности политических программ и идео-
логий есть хороший признак: «…очевидно, в нас
говорит моральное чувство, которому глубоко
противна мировоззренческая всеядность и ко-
торое может при определенных условиях послу-
жить основой для развертывания новой мораль-
но-политической рациональности».
А. А. Вилков обращает внимание на то, что
Конституции РФ содержит в себе определенные
нравственные императивы, но «приведение в
соответствие декларируемой сущности и реаль-
ного использования в политической практике
конституционных норм в их нравственном кон-
тексте вряд ли может быть решено простой сме-
ной политического лидера (как это предлагает
радикальная оппозиция). <…> Но предваритель-
ным и обязательным условием видится нахожде-
ние компромисса между всеми политическими
силами современной России на почве осозна-
ния ключевой опасности и неизбежности ката-
строфических последствий продолжения нрав-
ственной стагнации российского общества»9. К
сожалению, многовековое стремление одухотво-
рить политику высокими нравственными прин-
ципами и идеально-типическими образами по-
литиков и политических систем так и не нашло
своего полноценного воплощения ни в одном из
идеологических проектов истории и современ-
ности. Жесткая конкуренция в борьбе за власть и
использование властных инструментов в борьбе
за доступ к материальным и иным ресурсам за-
ставляют политиков использовать двойные стан-
дарты в отношении своей публичной и скрытой
от широкой общественности политической дея-
тельности.
Г. И. Мусихин в этой связи предлагает ис-
пользовать понятие идеологического дискурсакоторое, по мнению автора, становится фунда-
ментальным. Суть его состоит в том, что под-
держку от населения получает тот, кто может
представить свою идеологическую позицию
как устремление большинства. «При этом спор
в публичном пространстве ведется не столько
о конкретных механизмах управления обще-
ством (они во многом универсальны), сколько
о способности предложить последнему более
привлекательную политическую (точнее – иде-
ологическую) перспективу»10. В качестве та-
кой эффективной идеологии автор предлагает
концептуальную реанимацию популизма: «Не-
способность существовать в качестве самостоя-
тельной комплексной идеологии, вынуждающая
популизм пользоваться не только конкретными
наработками, но и концептуальной сердцевиной
других идеологий, вовсе не означает, что попу-
лизм неузнаваем как особое идеологическое те-
чение, обладающее собственными рамочными
характеристиками»11.
Думается, такой подход представляет собой
констатацию того факта, что на первый план в
современной политике выходят имиджевые тех-
нологии, в соответствии с которыми акцент в мо-
тивации политического поведения граждан дела-
ется не на рациональных программах, которые
оформлялись бы в соответствии с определенны-
ми идеологическими ценностями и принципами,
а на привлекательности имиджа лидера, партии,
программы. Достижение этой привлекательно-
сти выстраивается не только за счет идеологи-
ческой эклектики предвыборных обещаний, но
и за счет апелляции к иррациональным мотивам
поведения избирателей. Для этого используется
широчайший спектр информационно-коммуни-
кационных манипулятивных технологий.
Некоторые исследователи акцент делают
на том, что ключевую роль в манипулировании
идеологическими инструментами в современ-
ных условиях играют глобальные корпорации
(ГК), которые все более вытесняют традицион-
ное доминирование государств в использовании
данного фактора. По их мнению, «станут более
частыми и более масштабными кампании по
увеличению прибылей ГК, завуалированные не-
кими глобальными общественными интересами
(охраной окружающей среды, противостоянием
терроризму и т. д.). Постепенно, но значительно
снизится степень защиты прав человека, особен-
но социально-экономических прав. Произойдет
расцвет манипулятивных технологий обработки
массового сознания, обеспечивающих приход к
власти политиков, которые действуют, прежде
всего, в интересах ГК. <…> Роль государства бу-
дет минимизирована. В ткань гражданского об-
щества будут во все большей степени целенаправ-
ленно внедряться структуры-симулякры, внешне
радеющие об интересах народа (или конкретной
социальной группы, права которой ущемляются),
но реально служащие интересам ГК»12.
К. С. Гаджиев обращает внимание на те
опасности, которые несет в себе появление в се-
куляризированном обществе новых утопий, ми-
фов, идеологий, функционально выполняющих
роль тех же традиционных религий и идеологий.
«Создается благоприятная почва для форми-
рования и распространения, с одной стороны,
всякого рода органицистских, традиционалист-
ских, фундаменталистских, неототалитарных,
неоавторитарных идей, идеалов, устоев, ори-
ентаций, с другой – универсалистских, космо-
политических, анархистских, либертаристских,
антиорганицистских и т. д. идей, установок, не
признающих целостности, дисциплины, ответ-
ственности. При таком положении вещей для
дезориентированных масс людей национализм,
традиционализм, различные формы фундамен-
тализма могут оказаться подходящим, а то и по-
следним прибежищем»13. С этим нельзя не со-
гласиться. Насколько опасна такая ситуация для
социально, культурно и идеологически диффе-
ренцированного общества, наглядно демонстри-
руют трагические события последних месяцев
на Украине. Однако ключевым фактором выбора
того или иного вектора идеологических обще-
ственных предпочтений, на наш взгляд, высту-
пает позиция политической и интеллектуальной
элиты, степень осознания ею своей ответствен-
ности за судьбу возглавляемого сообщества. То
есть фактически данная проблема также обу-
словлена актуализацией нравственного импера-
тива в политике.
Е. В. Мишанова акцент делает на инстру-
ментально-методологической стороне проблемы
изучения партийно-идеологического простран-
ства современной России. По ее мнению, иссле-
довательскую схему целесообразно основывать
на трех измерениях, включающих «практически
все основные позиции, существующие в совре-
менных идеологиях (за исключением некоторых
маргинальных и радикальных течений), позволяя
достаточно полно описывать идеологический
спектр во всем его многообразии. Она строится
на теоретических представлениях об идеальных
идеологических типах, а потому является более
универсальной, чем системы категорий, разрабо-
танные на основе анализа материала конкретных
стран. И, наконец, она имеет дело с идеями, с по-
зициями, а значит, позволяет достаточно глубоко
изучать содержание идеологий, понимаемых как
организованные системы представлений о соци-
альной и политической жизни»14.
Как представляется, автор несколько пере-
оценивает возможности контент-анализа, даже
основанного на многомерном измерении партий-
но-идеологического пространства. Его абсолю-
тизация приводит к тому, как было рассмотрено
выше, что изучается, прежде всего, та информа-
ционная среда, которая выступает целенаправ-
ленным, а отчасти и стихийным инструментом
публичного идеологического воздействия наобщество. Однако в этом случае вне поля ис-
следователя остается латентная мотивация дея-
тельности политиков как носителей публичной
идеологии. В результате исследование идеологи-
ческих текстов осуществляется по упрощенной
(хотя и многомерной) схеме. Условно ее можно
обозначить следующим образом: «…то, что за-
явлено публично и представляет собой сущность
этой идеологии или основу мировоззрения по-
литика». На наш взгляд, не менее важно отсле-
живать реальное воплощение в политическую и
социально-экономическую практику продекла-
рированных идеологических идей и ценностей.
Сделать это намного сложнее, так как многие
политические решения принимаются не столь
транспарентно, и выявить позицию и степень
участия представителя конкретной политиче-
ской партии не так просто, но именно в этом
случае возможно реальное измерение нравствен-
ного потенциала политических лидеров и партий
в целом и степени их ответственности за предвы-
борные обещания.
В рамках политической психологии поли-
тическая идеология трактуется функционально.
Она призвана решать, прежде всего, такие психо-
логические задачи, как: «1) Внедрение в массовое
сознание определенных критериев оценки про-
шлого, настоящего и будущего; 2) Формирование
в массовом сознании позитивного образа предла-
гаемых идей, целей, задач, в частности политиче-
ского развития, и, соответственно, формирование
общественного мнения по этому поводу; 3) Фор-
мирование смыслообразующих мотивов, детер-
минирующих дальнейшую политическую актив-
ность граждан»15. С этим нельзя не согласиться,
но возникает вопрос о том, как такая функцио-
нальность реализуется в условиях политической
конкуренции различных идеологий, особенно
с учетом того, что государственная идеология в
Российской Федерации запрещена на конститу-
ционном уровне? Может ли быть сформирована
личностная модель мира, если в индивидуальный
процесс познания и интерпретации социально-
политической реальности включаются конкури-
рующие идеологии? Могут ли они в таком случае
способствовать объединению и концептуализа-
ции личной и общественной сферы жизни лю-
дей? Какими должны быть условия выполнения
положительной и социально ответственной роли
идеологии «в построении фундаментальной пси-
хологической триады СОЗНАНИЕ–ВОСПРИЯ-
ТИЕ–ПОВЕДЕНИЕ»?16 Как представляется, речь
о положительной функциональности политиче-
ских идеологий можно вести в том случае, если
их носители достигли определенного ценностно-
го консенсуса, прежде всего по ключевым ценно-
стям и принципам, обеспечивающим преемствен-
ность и социальную ответственность носителей
различных идеологий.
Подводя итог, можно констатировать, что
существующие теоретико-методологические
основы анализа партийно-идеологического про-
странства в современной России нуждаются в
дальнейшем развитии с учетом целого ряда но-
вых внешних и внутренних обстоятельств. Про-
тиворечивые процессы глобализации привели к
тому, что, с одной стороны, традиционные иде-
ологии западных стран подверглись определен-
ной эрозии в результате попыток формирования
некой наднациональной универсальной метаи-
деологии, а с другой, в результате проявления се-
рьезных кризисных явлений не только в мировой
экономике, но и в социокультурной сфере. Дан-
ные общемировые тенденции нуждаются в глу-
боком осмыслении и оценке с учетом того, что
Россия включена в мировые процессы большим
количеством разнообразных связей и отношений
и не может не учитывать их воздействия.
Кроме того, радикальное изменение формата
российской многопартийности также обусловли-
вает поиск ответов на многие вопросы, отража-
ющие ее идеологические характеристики. На-
сколько соотносится традиционно понимаемая
функциональность партий и идеологий с их ин-
струментальным функционированием? Можно
ли говорить о наличии некоего универсального
набора политических функций, характерного для
любой идеологии, или же имеет смысл анализи-
ровать функциональность каждого конкретного
ее носителя? Есть ли пределы и ограничения в
манипуляционном использовании максимально
плюрализированного партийно-идеологического
пространства в современной России? От отве-
тов на данные вопросы зависит не только судьба
большинства зарегистрированных российских
политических партий, но и судьба демократии в
России как системы представительства и защиты
разнообразных интересов российских граждан.